Неточные совпадения
Огонь потух; едва золою
Подернут уголь золотой;
Едва заметною струею
Виется пар, и теплотой
Камин чуть дышит. Дым из трубок
В трубу
уходит. Светлый кубок
Еще шипит среди стола.
Вечерняя находит мгла…
(Люблю я дружеские враки
И дружеский бокал вина
Порою той, что названа
Пора меж волка и собаки,
А почему, не вижу я.)
Теперь беседуют друзья...
Она
ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражен.
В какую бурю ощущений
Теперь он сердцем погружен!
Но шпор незапный звон раздался,
И муж Татьянин показался,
И здесь героя моего,
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго… навсегда. За ним
Довольно мы путем одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли?)
пора!
Она всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и
уходила в глубокой скорби. Но теперь их руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту
пору отворотился.
Варвара. Ну, я много разговаривать не люблю; да и некогда мне. Мне гулять
пора. (
Уходит.)
И, нервно схватив бутылку со стола, налил в стакан свой пива. Три бутылки уже были пусты. Клим
ушел и, переписывая бумаги, прислушивался к невнятным голосам Варавки и Лютова. Голоса у обоих были почти одинаково высокие и
порою так странно взвизгивали, как будто сердились, тоскуя, две маленькие собачки, запертые в комнате.
Затем она попросила Спивак показать ей сына, но Аркадий с нянькой
ушел гулять. Тогда Лидия, взглянув на часы, сказала, что ей
пора на вокзал.
Кроме томительного ожидания третьей звезды, у него было еще постоянное дело, постоянное стремление, забота, куда
уходили его напряженное внимание, соображения, вся его тактика, с тех
пор как он промотался, — это извлекать из обеих своих старших сестер, пожилых девушек, теток Софьи, денежные средства на шалости.
— А вот узнаешь: всякому свой! Иному дает на всю жизнь — и несет его, тянет точно лямку. Вон Кирила Кирилыч… — бабушка сейчас бросилась к любимому своему способу, к примеру, — богат, здоровехонек, весь век хи-хи-хи, да ха-ха-ха, да жена вдруг
ушла: с тех
пор и повесил голову, — шестой год ходит, как тень… А у Егора Ильича…
Он
ушел, а Татьяна Марковна все еще стояла в своей позе, с глазами, сверкающими гневом, передергивая на себе, от волнения, шаль. Райский очнулся от изумления и робко подошел к ней, как будто не узнавая ее, видя в ней не бабушку, а другую, незнакомую ему до тех
пор женщину.
— Оставьте об этом и никогда не говорите мне об… этом человеке… — прибавила она горячо и с сильною настойчивостью. — Но довольно;
пора. (Она встала, чтоб
уходить.) — Что ж, прощаете вы меня или нет? — проговорила она, явно смотря на меня.
— Видно, что так, мой друг, а впрочем… а впрочем, тебе, кажется,
пора туда, куда ты идешь. У меня, видишь ли, все голова болит. Прикажу «Лючию». Я люблю торжественность скуки, а впрочем, я уже говорил тебе это… Повторяюсь непростительно… Впрочем, может быть, и
уйду отсюда. Я люблю тебя, мой милый, но прощай; когда у меня голова болит или зубы, я всегда жажду уединения.
Это все так заняло его, что он и не думал
уходить; а
пора было спать.
Не хотелось
уходить оттуда, а
пора, да и жарко.
От него
уходят, намекают ему, что
пора домой, шепчутся, а он все сидит, особенно если еще выпьет.
Наконец
пора было
уходить. Сейоло подал нам руку и ласково кивнул головой. Я взял у него портрет и отдал жене его, делая ей знак, что оставляю его ей в подарок. Она, по-видимому, была очень довольна, подала мне руку и с улыбкой кивала нам головой. И ему понравилось это. Он, от удовольствия, привстал и захохотал. Мы вышли и поблагодарили джентльменов.
— Впрочем, мы после поговорим, — сказал Селенин. — Иду, — обратился он к почтительно подошедшему к нему судебному приставу. — Непременно надо видеться, — прибавил он, вздыхая. — Только застанешь ли тебя? Меня же всегда застанешь в 7 часов, к обеду. Надеждинская, — он назвал номер. — Много с тех
пор воды утекло, — прибавил он
уходя, опять улыбаясь одними губами.
— Да в ту
пору и
ушла же, минутку только и побыла у нас. Кузьме Кузьмичу сказку одну рассказала, рассмешила его, да и убежала.
Восточный склон Сихотэ-Алиня совершенно голый. Трудно представить себе местность более неприветливую, чем истоки реки Уленгоу. Даже не верится, что здесь был когда-нибудь живой лес. Немногие деревья остались стоять на своих корнях. Сунцай говорил, что раньше здесь держалось много лосей, отчего и река получила название Буй, что значит «сохатый»; но с тех
пор как выгорели леса, все звери
ушли, и вся долина Уленгоу превратилась в пустыню.
Едва он перешел на другую сторону увала, как наткнулся на мертвого зверя. Весь бок у него был в червях. Дерсу сильно испугался. Ведь тигр
уходил, зачем он стрелял?.. Дерсу убежал. С той
поры мысль, что он напрасно убил тигра, не давала ему покоя. Она преследовала его повсюду. Ему казалось, что рано или поздно он поплатится за это и даже по ту сторону смерти должен дать ответ.
Однако мы прошли еще 4 км, а стойбище, как заколдованное,
уходило от нас все дальше и дальше.
Пора было становиться на бивак, но обидно было копаться в снегу и ночевать по соседству с юртами. На все вопросы, далеко ли еще, удэгеец отвечал коротко...
Та к и бродил до тех
пор, пока солнце не
ушло за горизонт.
Саша
уходит за прибором, — да, это чаще, чем то, что он прямо входит с чайным прибором, — и хозяйничает, а она все нежится и, напившись чаю, все еще полулежит уж не в постельке, а на диванчике, таком широком, но, главное достоинство его, таком мягком, будто пуховик, полулежит до 10, до 11 часов, пока Саше
пора отправляться в гошпиталь, или в клиники, или в академическую аудиторию, но с последнею чашкою Саша уже взял сигару, и кто-нибудь из них напоминает другому «принимаемся за дело», или «довольно, довольно, теперь за дело» — за какое дело? а как же, урок или репетиция по студенчеству Веры Павловны...
— Экая бешеная француженка, — сказал статский, потягиваясь и зевая, когда офицер и Жюли
ушли. — Очень пикантная женщина, но это уж чересчур. Очень приятно видеть, когда хорошенькая женщина будирует, но с нею я не ужился бы четыре часа, не то что четыре года. Конечно, Сторешников, наш ужин не расстраивается от ее каприза. Я привезу Поля с Матильдою вместо них. А теперь
пора по домам. Мне еще нужно заехать к Берте и потом к маленькой Лотхен, которая очень мила.
Может быть, Верочка в своем смятении ничего не поймет и согласится посидеть в незнакомой компании, а если и сейчас
уйдет, — ничего, это извинят, потому что она только вступила на поприще авантюристки и, натурально, совестится на первых
порах.
Когда Марья Алексевна опомнилась у ворот Пажеского корпуса, постигла, что дочь действительно исчезла, вышла замуж и
ушла от нее, этот факт явился ее сознанию в форме следующего мысленного восклицания: «обокрала!» И всю дорогу она продолжала восклицать мысленно, а иногда и вслух: «обокрала!» Поэтому, задержавшись лишь на несколько минут сообщением скорби своей Феде и Матрене по человеческой слабости, — всякий человек увлекается выражением чувств до того, что забывает в
порыве души житейские интересы минуты, — Марья Алексевна пробежала в комнату Верочки, бросилась в ящики туалета, в гардероб, окинула все торопливым взглядом, — нет, кажется, все цело! — и потом принялась поверять это успокоительное впечатление подробным пересмотром.
Заря чиста, и утро будет ясно.
Уходит день веселый, догорают
Последние лучи зари, все выше
И выше свет малиновый; потемки
Цепляются за сучья и растут,
Преследуя зари румяный отблеск.
И скоро ночь в росящемся лесу
С вершинами деревьев станет вровень.
Пора к шатрам, в кругу гостей веселых
Окончить день и встретить новый. Песню
Последнюю пропой, пригожий Лель!
Непосредственных основ быта недостаточно. В Индии до сих
пор и спокон века существует сельская община, очень сходная с нашей и основанная на разделе полей; однако индийцы с ней недалеко
ушли.
Год проходит благополучно. На другой год наступает срок платить оброк — о Сережке ни слуху ни духу. Толкнулся Стрелков к последнему хозяину, у которого он жил, но там сказали, что Сережка несколько недель тому назад
ушел к Троице Богу молиться и с тех
пор не возвращался. Искал, искал его Стрелков по Москве, на извозчиков разорился, но так и не нашел.
— Долго ли вы, команда беспорточная, с капустой возиться будете? — покрикивает она на сенных девушек, — за пряжу приниматься давно
пора, а они — на-тко! —
ушли в застольную да песни распевают!
Трудно было разобрать, говорит ли он серьезно, или смеется над моим легковерием. В конце концов в нем чувствовалась хорошая натура, поставленная в какие-то тяжелые условия.
Порой он внезапно затуманивался,
уходил в себя, и в его тускневших глазах стояло выражение затаенной печали… Как будто чистая сторона детской души невольно грустила под наплывом затягивавшей ее грязи…
И когда кого-нибудь хоронили, мы не могли
уйти с угла до тех
пор, пока похоронный кортеж не достигал этой предельной точки.
Средневековые ужасы миновали безвозвратно, средневековая дикость
ушла в глубь прошлого, средневековая красота, средневековая культурность, средневековая напряженность духовного томления манят нас и до сих
пор.
—
Уйди, пожалуйста, о н о боится тебя и до сих
пор его нет. Я уже совсем было заснул, а этого все нет…
Пора было становиться на бивак, но вдруг я вспомнил, что,
уходя из села Дата, я не завел хронометра. Если его не завести, завтра утром он остановится, и тогда — прощайте мои долготы!
«Да где же вы все запропали?» —
Вдруг снизу донесся неистовый крик.
Смотритель работ появился.
«
Уйдите! — сказал со слезами старик. —
Нарочно я, барыня, скрылся,
Теперь
уходите.
Пора! Забранят!
Начальники люди крутые…»
И словно из рая спустилась я в ад…
И только… и только, родные!
По-русски меня офицер обругал
Внизу, ожидавший в тревоге,
А сверху мне муж по-французски сказал:
«Увидимся, Маша, — в остроге...
— Спасибо, князь, со мной так никто не говорил до сих
пор, — проговорила Настасья Филипповна, — меня всё торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей. Слышали, Афанасий Иваныч? Как вам покажется всё, что князь говорил? Ведь почти что неприлично… Рогожин! Ты погоди уходить-то. Да ты и не
уйдешь, я вижу. Может, я еще с тобой отправлюсь. Ты куда везти-то хотел?
— Кажется, он ей нравится, а впрочем, господь ее ведает! Чужая душа, ты знаешь, темный лес, а девичья и подавно. Вот и Шурочкину душу — поди, разбери! Зачем она прячется, а не
уходит, с тех
пор как ты пришел?
Он теперь каждый вечер
уходил в господский дом и сидел в кухне до тех
пор, пока Катря не выгоняла его.
Катерине Ивановне задумалось повести жизнь так, чтобы Алексей Павлович в двенадцать часов
уходил в должность, а она бы выходила подышать воздухом на Английскую набережную, встречалась здесь с одним или двумя очень милыми несмышленышами в мундирах конногвардейских корнетов с едва пробивающимся на верхней губе пушком, чтобы они поговорили про город, про скоромные скандалы, прозябли, потом зашли к ней, Катерине Ивановне, уселись в самом уютном уголке с чашкою горячего шоколада и, согреваясь, впадали в то приятное состояние, для которого еще и итальянцы не выдумали до сих
пор хорошего названия.
Мать не хотела сделать никакой уступки, скрепила свое сердце и, сказав, что я останусь без обеда, что я останусь в углу до тех
пор, покуда не почувствую вины своей и от искреннего сердца не попрошу Волкова простить меня,
ушла обедать, потому что гости ее ожидали.
Я не мог вынести этого взгляда и отвернулся; но через несколько минут, поглядев украдкой на швею, увидел, что она точно так же, как и прежде, пристально на меня смотрит; я смутился, даже испугался и, завернувшись с головой своим одеяльцем, смирно пролежал до тех
пор, покуда не встала моя мать, не
ушла в спальню и покуда Евсеич не пришел одеть меня.
— Ни за что, ни за что!.. И слышать вас не хочу! — воскликнула m-me Пиколова, зажимая себе даже уши. — Вы добрый, милый, съездите и поправите все это, а мне уж
пора к Ивану Алексеевичу, а то он, пожалуй, скучать будет!.. — заключила она и
ушла из кабинета.
— Мне, однако,
пора! Шляпу я, кажется, у вашей супруги оставил! — проговорил он и проворно
ушел.
К тому же он и прежде почти никогда не выходил в вечернее время, а с тех
пор, как
ушла Наташа, то есть почти уже с полгода, сделался настоящим домоседом.
Но когда он толкал меня, я ему сказала, что я на лестнице буду сидеть и до тех
пор не
уйду, покамест он денег не даст.
Один раз
порыли у меня все, сконфузились и
ушли просто, а другой раз захватили и меня с собой.
— Ты его добром, а он тебя — колом! — тихонько усмехнувшись, сказал Ефим и быстро вскочил на ноги. —
Уходить им
пора, дядя Михаиле, покуда не видал никто. Раздадим книжки — начальство будет искать — откуда явились? Кто-нибудь вспомнит — а вот странницы приходили…
Я любила вас и до сих
пор еще люблю, и знаю, что мне не скоро и нелегко будет
уйти от этого чувства.
— Да просто никакого толку нет-с. Даже и не говорят ничего… Пошел я этта сначала к столоначальнику, говорю ему, что вот так и так… ну, он было и выслушал меня, да как кончил я: что ж, говорит, дальше-то? Я говорю:"Дальше, говорю, ничего нет, потому что я все рассказал". — "А! говорит, если ничего больше нет… хорошо, говорит". И
ушел с этим, да с тех
пор я уж и изымать его никак не мог.
Прослезился я, да так и
ушел от него, по той причине, что он был на ту
пору в подпитии, — ну, а в этом виде от него никаких резонов, окроме ругательства, не услышишь.